Неточные совпадения
Бешеную негу и упоенье он видел
в битве: что-то пиршественное зрелось ему
в те минуты, когда разгорится у человека голова,
в глазах все мелькает и мешается, летят головы, с громом
падают на землю кони, а он несется, как пьяный,
в свисте пуль
в сабельном блеске, и наносит всем удары, и не слышит нанесенных.
Он плохо
спал, встал рано, чувствуя себя полубольным, пошел
в столовую пить кофе и увидал там Варавку, который, готовясь к
битве дня, грыз поджаренный хлеб, запивая его портвейном.
Он торжествовал внутренне, что ушел от ее докучливых, мучительных требований и гроз, из-под того горизонта, под которым блещут молнии великих радостей и раздаются внезапные удары великих скорбей, где играют ложные надежды и великолепные призраки счастья, где гложет и снедает человека собственная мысль и убивает страсть, где
падает и торжествует ум, где сражается
в непрестанной
битве человек и уходит с поля
битвы истерзанный и все недовольный и ненасытимый.
Вся женская грубость и грязь, прикрытая нарядами, золотом, брильянтами и румянами, — густыми волнами опять протекла мимо его. Он припомнил свои страдания, горькие оскорбления, вынесенные им
в битвах жизни: как
падали его модели, как
падал он сам вместе с ними и как вставал опять, не отчаиваясь и требуя от женщин человечности, гармонии красоты наружной с красотой внутренней.
Со вздохом витязь вкруг себя
Взирает грустными очами.
«О поле, поле, кто тебя
Усеял мертвыми костями?
Чей борзый конь тебя топтал
В последний час кровавой
битвы?
Кто на тебе со славой
пал?
Чьи небо слышало молитвы?
Зачем же, поле, смолкло ты
И поросло травой забвенья?..
Времен от вечной темноты,
Быть может, нет и мне спасенья!
Быть может, на холме немом
Поставят тихий гроб Русланов,
И струны громкие Баянов
Не будут говорить о нем...
И сам, прирублен саблею каленой,
В чужом краю, среди кровавых трав,
Кипучей кровью
в битве обагренный,
Упал на щит червленый, простонав:
«Твою дружину, княже. приодели
Лишь птичьи крылья у степных дорог,
И полизали кровь на юном теле
Лесные звери, выйдя из берлог».
Ослабев от потери крови, Бенни
пал на поле
битвы, где и был отыскан
в бесчувственном состоянии.
Но, вопреки Сашкиному сомнению, он не только не подох от русского креста, но не был даже ни разу ранен, хотя участвовал
в трех больших
битвах и однажды ходил
в атаку впереди батальона
в составе музыкантской команды, куда его зачислили играть на флейте. Под Вафангоу он
попал в плен и по окончании войны был привезен на германском пароходе
в тот самый порт, где работали и буйствовали его друзья.
Великий царь! Господь тебя услышал:
Твои враги разбиты
в пух и прах!
Воейков я, твой Тарский воевода,
Тебе привезший радостную весть,
Что хан Кучум, свирепый царь сибирский,
На Русь восстать дерзнувший мятежом,
Бежал от нас
в кровопролитной
битвеИ
пал от рук ногайских мурз. Сибирь,
Твоей опять покорная державе,
Тебе навек всецело бьет челом!
Но дурная погода влияла и на Егора Тимофеевича, и ночные видения его были беспокойны и воинственны. Каждую ночь на него
нападала стая мокрых чертей и рыжих женщин с лицом его жены, по всем признакам — ведьм. Он долго боролся с врагами под грохот железа и, наконец, разгонял всю стаю, с визгом и стоном разлетавшуюся от его огненного меча. Но каждый раз после
битвы наутро он бывал настолько разбит, что часа два лежал
в постели, пока не набирался свежих сил.
В передней на конике [Коник — широкая,
в виде ларя с поднимающейся крышкой лавка для спанья.]
спал Степан,
в положении убитого воина на батальной картине, [Батальная картина — картина, изображающая
битву, сражение.] судорожно вытянув обнаженные ноги из-под сюртука, служившего ему вместо одеяла.
Шишков не был увлечен и обольщен блистательным успехом трагедии Озерова «Дмитрий Донской». Он превозносил преувеличенными похвалами «Эдипа
в Афинах» и даже «Фингала», но ожесточенно
нападал на «Дмитрия Донского». Шишков принимал за личную обиду искажение характера славного героя Куликовской
битвы, искажение старинных нравов, русской истории и высокого слога. Всего более сердили его слова Донского, которыми он описывает, как увидел
в первый раз Ксению
в церкви...
Гиберто Кан стяг вольности держал;
То кондотьер был
в битвах знаменитый,
Но близ Лугано, раненый, он
пал.
Мы
в жизнь вошли с прекрасным упованьем,
Мы
в жизнь вошли с неробкою душой,
С желаньем истины, добра желаньем,
Любовью, с поэтической мечтой;
И с жизнью рано мы
в борьбу вступили,
И юных сил мы
в битве не щадили.
Но мы вокруг не встретили участья,
И лучшие надежды и мечты,
Как листья средь осеннего ненастья,
Попадали, и сухи и желты…
Много встречал я
напастей, немало трудов перенес я
В море и
битвах, пускай же случится со мною и это!
Если же кто из богов мне пошлет потопление
в темной
Бездне, я выдержу то отверделою
в бедствиях грудью:
Много встречал я
напастей, немало трудов перенес я
В море и
битвах; пускай же случится со мною и это.
Старый князь Болконский сообщает дочери известие о гибели Андрея
в аустерлицкой
битве. «Княжна не
упала, с ней не сделалось дурноты. Она была уже бледна, но когда она услыхала эти слова, лицо ее изменилось, и что-то просияло
в ее лучистых, прекрасных глазах. Как будто радость, высшая радость, независимая от печалей и радостей этого мира, разлилась сверх той сильной печали, которая была
в ней».
Там нет описания
битв, так как я не имел доступа
в генеральный штаб немцев, а к французам я
попал гораздо позднее, когда Париж уже был обложен.
Купцы эти были не простого рода. Они происходили от знатного мурзы Золотой Орды, принявшего святое крещение и названного Спиридоном, по преданию научившего русских людей употреблению счетов.
Попавши в одной из
битв с татарами
в плен, он был измучен своими озлобленными единоверцами — они его «застрогали» до смерти. Поэтому его сын назван «Строгановым», внук же способствовал освобождению великого князя Василия Темного, бывшего
в плену
в казанских улусах.
— Есть оружие острее всех мечей, убийственнее ружей и пушек, — это любовь к отчизне, а мы с тобою и Ричардом не имеем
в ней недостатка.
Падете вы оба, я сама явлюсь на поле
битвы. Будет рука моя слаба, чтобы поражать врагов, поведу, по крайней мере, своих воинов против притеснителей моей отчизны и одушевлю их собственным примером. Не
в первый раз Польша видела своих дочерей во главе полков!
В битве при Кунерсдорфе атаку, решившую победу, повел с безумной отвагой молодой Лысенко, ставший за короткое время кумиром солдат, не только той части, которая была под его начальством, но и других частей. Он шел все время вперед и
упал с простреленной
в нескольких местах грудью. Это не помешало ему приподняться с трудом на коленях — и крикнуть...
Например,
нападая на купцов, зазывающих покупателей, как можно осторожнее касайтесь немце-евреев-полотнянщиков, зазывающих покупателей разными быстрыми распродажами, которые устраиваются вследствие будто бы полученной хозяином магазина смертельной раны
в битве при Гранвелотте или же банкротства на сто миллионов голландского торгового дома.
Между тем, ободренный осторожностью русского полководца, которая начинала казаться ему робостью, решился он неожиданно
напасть на него
в нейгаузенской долине и тем загладить стыд Эррастферской
битвы.
Друзья! блаженнейшая часть:
Любезных быть спасеньем.
Когда ж предел наш
в битве пасть —
Погибнем с наслажденьем;
Святое имя призовем
В минуты смертной муки;
Кем мы дышали
в мире сем,
С той нет и там разлуки:
Туда душа перенесёт
Любовь и образ милой…
О други, смерть не всё возьмёт;
Есть жизнь и за могилой.
О сладость тайныя мечты!
Там, там за синей далью
Твой ангел, дева красоты;
Одна с своей печалью,
Грустит, о друге слёзы льёт;
Душа её
в молитве,
Боится вести, вести ждёт:
«Увы! не
пал ли
в битве?»
И мыслит: «Скоро ль, дружний глас,
Твои мне слышать звуки?
Лети, лети, свиданья час,
Сменить тоску разлуки».